– Аскет под арестом, – подала голос Ольга. – Только что узнала.
Мальцев не сдержался и в полный голос выругался.
– За что?
– Говорят, за убийство. – Белоснежка нервно облизала губы. – Ходят слухи, он сошел с ума.
Мужчины переглянулись. От перспективы иметь под боком сумасшедшего псиона такой силы, опыта и знаний у обоих по спине пробежал холодок. Даниил невольно сглотнул:
– Нет, не может быть. Он всегда был очень стабилен.
– Не нравится мне это совпадение. – Мальцев поставил знак, отсекая «лишние уши». Разговор становился слишком опасным, нелегким. – Неизвестные существа, напоминающие чужаков…
– Ты тоже заметил? – вскинулась Ольга.
– Да. Если Аскет действительно сошел с ума… Их появление может означать только одно: Господин вернулся.
Исход произошел жалких пять лет назад, войны с тварями человечество еще не забыло. Неужели планета вновь покроется Гнездами и выбирающиеся из них чужаки опять начнут заниматься своими малопонятными, но кровавыми делами?
Мальцев устало потер лицо ладонями. Сегодня погибло почти пятьдесят преподавателей и столько же студентов, не успевших сбежать из центра событий. Слабые псионы не могли защититься, и столь малое число потерь среди них объяснялось лишь тем, что нападавшие сосредоточились на способных оказать сопротивление учителях. Потери неизвестного, но опасного врага казались на первый взгляд больше. Координаторов, почти всегда обладавших отклонениями от человеческого облика, уничтожили всех. Они пытались скрыться, но пришедшие на подмогу свежие силы во главе с Дедом, тоже бывшим офицером СБР, не позволили им уйти. Правда, взять живым никого не удалось. Пятьдесят два координатора либо погибли, либо просто умерли, осознав невозможность сбежать. Точно такая же судьба постигла двадцать восемь снайперов – их мертвые тела до сих пор валялись в парке. Найденные трофеи стаскивали в одну из аудиторий, артефакты в виде патронов уже начала исследовать стихийно сознанная прямо на месте группа ученых.
Сложнее всего пришлось обычным людям, к которым уже прочно прикрепился термин «одержимые». Кто первым запустил его в оборот, было неизвестно, но Дракон подозревал подчиненных Призрака. Несколько его сотрудников, работавших в Академии, выглядели не слишком удивленными происшедшим, и полковник намеревался в ближайшее время потрясти их на предмет информации. Для игры в секретность сейчас не совсем подходящее время.
Итак, одержимые. Из почти пяти сотен человек, изначально напавших на Академию, к концу боя уцелело около сотни. Остальные либо были убиты псионами, которые защищали свои жизни и жизни своих близких и потому не собирались щадить нападавших, либо совершили самоубийство. То, что кто-то вообще выжил, объяснялось приказом брать «языков» и ослаблением способностей одержимых после гибели координаторов. Хотя ментальные удары продолжали наноситься, их частота и сила упали на порядок. Кроме того, смерть одного члена прайда приводила к временному замешательству среди остальных.
От ворот послышалось завывание сирен.
– Заявились, – недовольно скривился Даниил. – К шапочному разбору.
– Могло быть хуже, – тихо заметила Белоснежка.
Если бы машина со взрывчаткой врезалась в корпус… Потери оказались бы серьезнее самое меньшее на порядок.
Дар вырвался наружу, сметая призванные отсрочить приход пророчества барьеры, и Дракон застонал, сжав голову руками. Он видел сводчатые потолки тоннелей, уводящих в темноту, он видел огонь, кровь и чувствовал боль, стянувшую раскаленным обручем виски, – боль сотен людей, идущих в этот бой, последний бой. Он чувствовал их усталость, их страх. Победа была близка… Очень близка. Но он внезапно осознал, четким и ясным озарением, подобным проблеску солнца в разрыве туч, что для многих этой победе не суждено будет свершиться.
Что ни говори, а человек в любой ситуации остается человеком, ибо с природой или, по желанию, с божественным предназначением спорить весьма и весьма трудно. Будь ты хоть трижды псион, умудренный опытом, закаленный годами тренировок, имеющий за спиною десятки успешных операций по уничтожению Гнезд пришельцев, рано или поздно чувства и эмоции, исключительно твои, человеческие, дадут о себе знать. Эмоции – вообще штука иррациональная и даже порою вредная: они рассредоточивают внимание, мешают трезво мыслить, объективно оценивать обстановку, побуждают к необдуманным, импульсивным действиям. Но никуда от них, увы, не денешься, иначе мы перестали бы быть людьми. Впрочем, когда именно в последний раз я сам называл себя человеком? Вот и сейчас в душном, застоявшемся воздухе кабинета витало легко различимое раздражение, недовольство и досада. Окно хотя бы открыли, проветрили, что ли…
– Да сядь ты уже, не отсвечивай!
Пожав плечами, я поднялся с края стола, на который до этого опирался, и опустился на расположенный рядом скрипучий стул. Фролов выглядел сегодня каким-то чересчур бледным, оплывшим, хорошо заметные мешки под глазами придавали ему сходство с эдаким растрепанным и немного рассерженным филином. Похоже, он просто устал и очень сильно не выспался.
– Значит, полиморф, говоришь?
Я снова пожал плечами: пересказывать в десятый раз ту же самую историю не имело, на мой взгляд, решительно никакого смысла. Призрак мало того что получил от меня кусок воспоминаний с комментариями, так еще и заставил в подробностях изложить все мои московские похождения на бумаге, чему я посвятил минувший час. Однако один вопрос все еще оставался открытым, и я решил не откладывать его разрешение в долгий ящик: