– Так вот, они оба погибли в самом начале Вторжения. Не в результате контакта с тварями, просто несчастный случай. Произошло это событие, как ты понимаешь, довольно давно, но вот буквально вчера я встретил их в ментале…
– Ты хотел сказать, что призвал их тени?
– В том-то и дело, что нет. Во-первых, не призвал. Они явились сами и, надо сказать, изрядно мне помогли… Я, если можно так выразиться, немного заплутал в тонком мире, и они указали мне выход. Во-вторых, на теней они не походили совершенно. Слишком уж независимо себя вели – почти как живые. Теням способность нормально общаться не свойственна. Да ты и сам это прекрасно знаешь…
– Тут ты прав, – после непродолжительной паузы ответил Покойник, задумчиво накручивая кончик своего хвоста на палец. – Есть, правда, одно исключение из правила. Если живого человека связывала с умершим сильная эмоциональная привязанность, между ними устанавливается своего рода тонкий ментальный канал. Умершая мать следит за детьми, жена помогает выжившему в катастрофе мужу устроить новую жизнь… или жестоко расправляется с живыми соперницами. В этом случае после своей смерти человек может превратиться в особую сущность – полудух, если можно так выразиться. Другими словами, душа не переходит на иную ступень существования, как это происходит обычно, а на некоторое время задерживается в ментале. Она обладает разумом, свободой воли, индивидуальными чертами характера своего носителя – до тех пор, пока такая связь существует. Если же на земном конце цепочки мы представим себе псиона… Энергетика у него помощнее простой человеческой, так что канал может получиться вполне себе прочным. Но это в теории. Случается подобное весьма нечасто.
– Хочешь сказать, мне повезло стать свидетелем редкого явления?
– Легко проверить, – охотно откликнулся Покойник и, вскочив со своего места, нервно заходил по помещению. Похоже, перспектива столкнуться на практике с чем-то новым и интересным не на шутку его увлекла. – Дело в том, что душу, затерявшуюся в ментале, можно попытаться воплотить.
– В каком смысле? – Честно говоря, раньше я никогда не слышал о подобных экспериментах.
– Да в прямом. Воплотить в нашем, физическом мире. Что ты знаешь о призраках?
– Практически ничего – всегда считал их старушечьими сказками. Если не считать Фролова – он вполне материален и активен.
– Иди ты со своим Фроловым, – отмахнулся тот, – я тебе про настоящих призраков говорю. Читал в детстве страшные истории перед сном? Ну вот. Обычного духа призвать из ментала в физический план сложно, удержать здесь еще труднее: его будет непрерывно тянуть назад, таковы законы природы. Наши три измерения не приспособлены для существования жителей тонкого мира, равно как и человеку, даже псиону, в ментале, прямо скажем, некомфортно. Поэтому шаманы вынуждены создавать артефакты-якоря для своих питомцев. Зато неразвоплощенная душа, в принципе, может существовать и в нашей реальности, и в иной одновременно, благо принадлежит она в определенной степени обоим мирам. Правда, тут есть еще одна особенность: в виде физического тела такая сущность воплотиться у нас не сможет, разве что кто-то предоставит ей временное пристанище. Помнишь, как я одного духа в тело дохлой канарейки поселил? Ну вот. Зато в форме энергетической структуры она может существовать неопределенно долгий период. Отсюда древние легенды о всяких кентервильских привидениях…
Историю с канарейкой я, конечно, помнил: именно после нее к Покойнику и прилипло его прозвище.
– То есть ты хочешь сказать, что способен воплотить такие души в нашем мире? – на всякий случай уточнил я.
– На практике никогда подобным не занимался, – сдержанно пояснил Покойник. – Но попытаться можно. Вот попьем чаю – и попробуем.
Если честно, я ожидал увидеть в кабинете Покойника соответствующий его роду занятий антураж: какую-нибудь пентаграмму, начертанную прямо на полу, шкаф, доверху заполненный артефактами, или хотя бы пожелтевший от времени человеческий череп, используемый в качестве подсвечника. Однако Покойник, по-видимому, не успел до конца освоиться во временном пристанище и пока обходился без милой его сердцу пошлости, поэтому его логово больше всего напоминало приемную какого-нибудь дипломированного психоаналитика: мягкое глубокое кресло, удобный топчан, симпатичный пейзаж на стене в тонкой золоченой раме и вполне современный компьютер.
– Ложись, – махнул он рукой в направлении топчана, сам же плюхнулся в кресло и, небрежно смахнув в сторону клавиатуру с мышкой, водрузил ноги в тяжелых ботах на стол. – Ничего особенного от тебя не потребуется, просто расслабься и постарайся представить себе своих друзей такими, какими ты их запомнил.
Я повиновался. Лежанка оказалась достаточно мягкой, я завозился на ней, устраиваясь поудобнее. Однако задание, выданное мне Покойником, оказалось не так-то легко исполнить. Сколько лет прошло с того злополучного дня, когда обрушившийся свод пещеры похоронил под тоннами глины, камня и песка Андрюху и Романа? Пятнадцать? Школу я не помнил совершенно, все проведенные в ее стенах дни слились для меня в одну непрерывную серую пелену, состоящую из однообразных уроков, домашних заданий и экзаменов. Ни одного светлого пятна. В выпускной же я сильно напился – наверное, до такой степени в первый и в последний раз в своей жизни. Помню, как в каком-то заросшем шиповником и сиренью дворе, спрятавшись под деревянным грибочком, мы втроем разливали по одноразовым пластиковым стаканам дешевую «сангрию» из литрового пакета. Остальное помню смутно.